Белые чулкиОна одела белые чулки.
Я и без них её любил, но дело в теме,
В таком домашнем маленьком экстриме,
Где чуткие зовущие соски.
Она умна, а сиськи больше темы,
Вот и пытаюсь проложить траву
В свою уставшую от пьянства головУ,
С её системы.
* * *
Про тот колПод утро он ещё встаёт,
Здоровья бывшего на страже.
Какой-нибудь да повезёт
Измерить маленькую сажень.
И та, чей тёплый зад ли, рот
На этот кол с утра насажен,
Я думаю, ещё придёт,
И, может, не однажды даже.
* * *
Ночь на алых простыняхТы вдохновенно стелешь алый шелк.
Ночь декабря длинна и многогранна.
Да, я пришёл.
Я наконец пришёл
К тебе, как к очагу приходит странник.
Огонь всё ярче среди смутных дней,
В обыденность мы больше не вернемся,
И паруса горящих простыней
Уносят нас к заждавшемуся солнцу.
Цвет свежей крови тайных алых губ
На простынях рассвета безвозвратен.
Мы только перед временем в долгу.
У нас не будет никогда заката. * * *
Новый ИерусалимМы съездили в церковь, чтобы заранее
Отмолить еще не свершенный грех.
Наш общий Израиль в топке сознания
Почти сгорел за далью утех.
Она захотела начать его заново,
Или продолжить, и позвала.
Израиль велик, Вифлеема зарево
И бешеный секс не совсем дотла.
В машине ее поцелуй улыбчивый
И все совсем как в те времена.
Руку на пульс ей - ножки отзывчивы,
Слегка раздвинуты для меня.
Под Истрой храм голубой под золотом,
Платок на голову, строгий взгляд.
Но я-то помню ее раскованной
И улыбаюсь ей невпопад.
В пути целовались уже неистово,
Как два голодных к любви зверька.
Мы не пытались ее осмысливать,
Мы ее знали. И знали, как.
Все та же спальня. Легко, открытейше
Она повернулась. Она ждала.
Снова Израиль? Волей Всевышнего
Мы не забыли про наш Эйлат.
Она кричала, как раньше, «мамочка!»,
Я, как и раньше, почти любил
Эту красиво-умную самочку,
Которую сам к любви разбудил.
Потом говорили. Как много нового,
И много старого про любовь!
Она уютно уткнула голову
Куда-то в шею мне вместо слов.
Ее собаки, как в прошлой вечности,
Уже не лезли к нам на постель.
Синдром сбежавшей невесты действует,
Невеста, я убегу отсель,
Но только позже. Целую истинно
Ее ответчивые соски.
Я же скучал по ним, буду искренним,
Я же их помнил среди тоски.
Мы не вернемся в Израиль солнечный.
И этот Новый Иерусалим
Весьма краткосрочен и потому еще,
Что не осталось души за ним.
Она из другого мира, который мне
Даже не нужен, мой мир светлей.
Я ей добавил ноту гармонии.
И я ценю ее среди дней. * * *
Секс как лекарствоПридвинусь ближе и поцелую,
Для нас нет лет и не будет зим.
Ты заболела? Тебя лечу я,
Лечу я к чутким губам твоим.
Уйдут депрессия и простуда,
Огонь, зажженный трением тел,
Согреет душу. Он наш, покуда
Ты так хотела, так я хотел.
Лекарство это в любое время
И дня и года излечит нас.
Любовь задумчиво-неизменна.
По попке, нежно. Всегда. Сейчас. * * *
Эросанна– Волосы только на голове! –
Ты сказала, красуясь.
Мы отдыхаем. Неяркий свет,
Брейком – шабли и хумус.
– Погладь мне спинку! – Изгиб бедра,
Соски напряглись красиво.
На зыбкой грани ночи-утра
Блаженство невыносимо.
– Люблю целоваться! – Эротика тел
Взрывается жарким порно,
И ты в отъявленной наготе
Так чувственна и задорна!
– Секс – мой наркотик! – И мы с тобой
К утру увеличим дозу.
Любовь принимает этой порой
Любую форму и позу.
В страсти умных прошлого нет,
И будущее туманно,
Но есть вот этот чуткий рассвет.
Он наш навсегда. Осанна! * * *
Черная сольЧерная соль. Такая, оказывается, бывает,
Обычная, пережженая с крупной ржаной мукой.
И тот, кто этим блюда свои приправляет,
Немного лечит свой внутренний непокой.
Так и девушки. Я их употребляю,
Или они меня, или вместе друг друга мы.
Черная соль желания лечит и очищает
Наши тела и души от смуты и кутерьмы.
Я не слишком морален, но страстен, добр и отзывчив,
У женщин это зовется объемлющим словом «б….ь».
Черная соль порою рождает огонь неистовств.
Я продолжаю это снадобье употреблять. * * *
Особое киноО чем был фильм, я не помню.
Мы вместе сбежали от
Жары и людей под тёмный
Свой собственный небосвод.
Диванчик в углу на заднем,
Я чувствовал - ты дрожишь.
Мы просто устали за день,
За злую зиму и жизнь.
А страсть нарастала валом,
Сплетая в экстазе нас.
И фильм подходил к финалу,
Неистовый Тинто Брасс
Наверно, был режиссером
У этой ленты и дня.
Любовь, эротика, порно?
Кино про тебя и меня. * * *
Пришла и ушлаНу вот, почему-то опять ошибка.
Неистовый секс, голова на месте.
Я был очарован фигуркой гибкой,
Сплетающей наши шальные чресла,
И честностью, может быть, даже честью.
Пришла и ушла, но успела ранить,
Любовь умещается в три недели.
Затянется рана, оставив память
И благодарность словам, постели,
И все-таки счастью, что мы успели. * * *
Ночная орхидеяОна раскрывала свои лепестки
При чуде свечи сладострастно и нежно,
Ее бирюзово-лиловая свежесть
Таинственной негой ласкала виски.
Она прикасалась бутоном ко мне,
Ее аромат заводил и дурманил.
Есть запах у счастья. И он уже с нами
На этой, теперь уже вечной, весне. * * *
Вектор жизниДа, нужно иногда менять
Машину, женщину, работу,
И вектор, звавший было вспять,
Меня опять ведет к высотам.
Виляет, влево норовит,
Он странный, этот вектор. Часто
Изменчив. Но пока стоит.
Уверен – он направлен к счастью. * * *
Бритый ёжикНочь кончилась. Она была чудесной.
Ты улыбнешься нежно и устало.
Подносик с кофе тихо я поставлю
На самое твое святое место.
Подбритый ёжик между стройных ножек
Доволен, сыт и капельку натружен.
Он был мне нужен, я ему был нужен,
Он и сейчас меня еще тревожит.
Немного кофе, просто поваляться,
Целуясь и ласкаясь ненароком.
Любовь была, и ночь была ей сроком.
Чуть позже счастье будет продолжаться.
* * *
Родинка над сердцемНикуда не уходит. И родинку эту родную
Помнят пальцы и губы, и в том нереальном краю,
Где мы были недолго, мне вправду казалось – люблю я
Наш безудержный секс и живую улыбку твою.
Там, под родинкой – сердце. Оно, обрываясь, стучало
Или чутко ласкалось потом у меня под рукой.
В этой странной любви нет конца, середины, начала,
Есть лишь память и нежность. И ищущих душ непокой. * * *
ГолышиПолзают по дому два голыша,
Бродят задумчиво и не спеша,
Секс уже был, кофе тоже попили,
Может, пойти затушить чахохбили?
Встретятся в доме два голыша,
Вместе под душем споют по душам,
Видимо, что-то они не успели,
Раз покатились к извечной постели,
И ничего им не будет мешать,
Страстно-улыбчивым двум голышам. * * *
Таким вот странным и бывает счастьеСекс или дружба? Я уже привык -
У нас с тобой они неразделимы.
И существует доброй дружбы мимо
Наш общий очень чувственный язык.
Обнимемся, поделимся, уйдем
На часик, на полдня от всех напастей.
Таким вот странным и бывает счастье,
Когда весь мир без нас, а мы вдвоем. * * *
Почти сестраОна – почти сестра. Порой в постели
Мы больше говорим, чем чтим интимность.
В ее знакомом и открытом теле
Взаимопониманье засветилось.
Она всегда придет, всегда поможет,
Притащит пирожков и ляжет рядом.
Конечно, я ей помогаю тоже
Почти любовью, скрытой братским взглядом. * * *
Блудливый ежикРазомлевшая от секса,
Но ехидная подружка
Рассмеялась мелким бесом:
- Что ж тебе, любимый, нужно?
Пойла хватит, валом жрачка,
Крыша есть и дама рядом,
Под окном приткнулась тачка,
Хрена ль надо с шоколадом?
И в расслабленную спину
Очень точно воткнут ножик:
- Баб менять и ездить к сыну –
Твой удел, блудливый ежик!
Ежик выставил иголки
И отполз на край кровати.
Жизнь наскоком – вся без толку,
Может, в самом деле, хватит? * * *
Прелюбодеяние впервыеДля них оправданье равно осужденью,
И утром нет смысла ни в том, ни в другом,
Поскольку стремленье двоих к наслажденью
Уже завершилось обычным путем.
Но поиски счастья вовек неподсудны,
Чуть легче вдвоем посреди пустоты.
Увидел их Бог, одиноких и трудных,
Они перед Богом остались чисты. * * *
Мраморное мясоТы угощаешь мраморным мясом.
Мясо, конечно, только пролог
К солнечной спальне, к тихому часу,
Громкому часу любви напролом.
На простынях переплавятся в мрамор
Наши кипящие страстью тела.
Толика счастья будет той самой,
Что нам судьбинушка недодала.
И обжигающим мраморным мясом
Мы наконец-то друг к другу прильнем.
Ты улыбаешься, значит, согласна.
Мясо чуть позже. Дай руку, пойдем! * * *
Смена позыЯ гнал сто тридцать, а она решила
В пылу дороги позу поменять.
Объехала, мигнула – предложила
Пристроиться к ней сзади и догнать.
Догнал ее не раз. И бампер в бампер
Мы ехали с ней долго и легко.
Припарковались вместе. Навигатор
Подсказывает – едем далеко. * * *
ВерблюжонокПутешествие по краю мечты
Завело нас в Ааронову ширь.
…Он был маленький и нежный, как ты,
Верблюжонок в Аравийской глуши.
Он кричал и громко мамочку звал,
Как кричала ты со мной в ночь и грех…
…Вдруг он привязь оборвал и сбежал,
Как сбежали мы с тобой ото всех.
Молчаливый иорданец-старик
Нам верблюжьего принес молока.
Оно пахло – показалось на миг-
Как твои два очень чутких соска.
Может чудом удивлять до сих пор
Неожиданно-прекрасная жизнь.
И невесты бедуинской убор
Аравиец на тебя возложил.
…А верблюдик сразу к мамке припал,
Успокоился, зачмокал. Он жил,
Он был счастлив, он нашел, что искал.
Как и мы, припав друг к другу в глуши. * * *
К утру, когда вместе кончим...К утру, когда вместе кончим
Раздумывать над судьбой,
Я буду тупой, беспечный,
Усталый, нежный и злой.
Бельем это все. И лажу
Пока не предотвратишь,
Я просто тебя поглажу,
Малышка, ты спишь? Ты спишь. * * *
Обнаженная натура, или Сексуальное пиво в субботуПиво кончилось. Солнце взошло, осветив
Мой привал на захламленном млечном пути,
И уснувшую женщину лет тридцати,
Что зачем-то со мной согласилась пойти.
Обнаженная плоть, устремленная ввысь,
Приоткрытые губы и шепот: - Проснись…
И тоска тонкой струйкой по белому – вниз,
Для чего мне все это – пойди, разберись.
Нервы обнажены и открыты сердца
И распахнуты окна чужого лица.
В путь, художница! Силой и волей Творца
Этой странной дороге не будет конца. * * *
Постельный вариантЯ позвонил, позвал. Она обиделась,
И телефон молчит вторые сутки.
Не может, очень жаль. Проблемы, видимо,
И времени, конечно, ни минутки.
Постельный вариант! Определение
Сама подобрала, и очень точно.
Совокупления, как искупления
Я с ней всегда хочу, и днем, и ночью.
Да, звал в постель. С бельем отбросив ханжество,
Треть жизни в ней и счастья половина.
Когда я в ней один, весь мир мне кажется
Бессмысленным, бесстрастным и пустынным.
Постель – не цель. Она, скорее, зеркало.
Как на ладони и тела, и души,
И в перерывах между фейерверками
Кощунством будет искренность разрушить.
Постельный вариант! Какие трудности,
Чтоб то творить, что нам обоим нужно?
Уже давненько я ушел из юности,
Где о любви кричат ежеминутно.
Куплю цветов, сорвусь. Сломает действие
Быстрей любых звонков обиды стену.
Потом приедет, никуда не денется.
И я, Бог видит, никуда не денусь. * * *
АнтуриумЯ подарил тебе антуриум,
Цветок открыто-эротичный.
Своей фаллической фигурою
О нашем сокровенно-личном
Напомнит он, когда уже меня
С тобой давно не будет рядом.
Цветы любви сильнее времени.
При входе слева. Расскажи, как там он? * * *
Под утро я крещу тебя губамиМы вместе на Земле Обетованной.
Бог есть любовь. Богами и рабами
Мы у любви возвышенной и странной.
Под утро я крещу тебя губами.
Сначала губы. Вниз, в святую грешность,
Чуть позже - груди, полные желанья.
И остаются запах, вкус и нежность
На целый день. И навсегда, до края.
Конечно, это счастье быстротечно.
Любовь есть Бог, и в Иерусалиме
Останется наш Бог уже навечно,
Когда мы будем вдалеке другими. * * *
Первая Израильская ночьЭто больше, чем секс. Это словно взрывное слиянье
Чутких душ, облеченных в горящую плоть.
Назначеньем небес или грешной любви начертаньем
На священной земле стать влюбленными нам довелось.
Не уйти мне от глаз и отзывчиво-страстного тела,
До которых я долго и как-то неправедно шел.
В Вифлеемской ночи на рассвете звезда загорелась.
Мы возвышенно-счастливы. Путь наш почти предрешен. * * *
За граньюЦелую я благодарно
Соски нежнейшей груди.
Но ты еще где-то за гранью,
«Подожди, дай отойти…»
Ты страстно кричишь и плачешь,
И умираешь почти.
Распахнуты ножки настежь,
Я снова хочу войти,
Срок расставанья известен,
И общего нет пути,
Но этой ночью мы вместе,
Не дам тебе отойти.
…Мне долго будет светить -
«Подожди, дай отойти…» * * *
Почти конец игрыПочти конец игры.
Тот самый тяжкий случай,
Когда любовь с двумя играла в поддавки.
Отныне только секс,
Великий и могучий,
И то – до той поры, пока слышны звонки.
А впрочем, что еще
Мне нужно в этом мире?
За жабры, за рога, за яйца жизнь схватив,
Рулю в ночи туда, где распахнутся шире
И ноги, и глаза, и нет назад пути.
Почти конец игры, и время расставаться,
Заря зальет следы на смятой простыне,
Телам не расплестись, губам не оторваться,
Беги,
Скачи,
Ползи,
Лети,
Иди ко мне.
* * *
|